|
Б.Е. Фролов (Краснодар)
|
|
|
Реформа строевого
состава Черноморского казачьего
В начальный период русско-турецкой войны 1787-1791 гг. Черноморское казачье войско делилось на конную и пешую команды. Пешие казаки несли службу в основном на гребной флотилии и при орудиях ("канонерная команда"). С лета 1789 г. начинается деление войска на пятисотенные полки. К концу 1791 г. по списочному составу войско насчитывало 12620 человек, из них на действительной службе состояло 7500 человек (1). После переселения на Кубань полки формировались по мере необходимости и штатного расписания не имели (за исключением "внешних" походов 1794 и 1796 гг.). За первые восемь лет жизни на "новопожалованных" землях численность войска в результате мощного притока переселенцев увеличилась почти в два раза. Перепись населения Черномории, проведенная в августе 1800 г., зарегистрировала 23474 мужчин и 9135 женщин (2). Годными к службе считалось 15573 казака (следует учитывать, что точный учет населения был невозможен в силу ряда причин, поэтому приводимые цифровые данные относительны и довольно сильно разнятся друг от друга по разным источникам). Значительное увеличение численности способных к службе казаков позволило провести в начале 1800-х гг. реформу строевого состава войска, установившую строго определенное количество полков и их фиксированный штатный состав. Удивительно, но в течение десяти лет в Черноморском войске отсутствовало специальное положение, регламентирующее вопросы его военной деятельности. "Порядок общей пользы" содержал лишь краткое требование к куренным атаманам "чинить немедленное выставление" на службу казаков по требованию начальства (3). Отдельные, часто сиюминутные, вопросы военной службы решались на заседаниях Войскового правительства. Традиционная форма комплектования строевых частей войска выглядела следующим образом. Войсковой атаман определял требуемое для службы количество людей и делал наряд по куреням в зависимости от числившихся в них казаков. Куренные атаманы составляли именные списки "наряженных" казаков и начинали "сильнейше понуждать" их к выступлению на службу. Из прибывших людей составлялись команды и полки, командиры которых назначались войсковым атаманом. Эта схема на первый взгляд кажется простой, логичной, а потому эффективной. И, тем не менее, она имела много слабых мест. Ф.А. Щербина так писал по этому поводу: "При крайней неопределенности порядков по формированию частей для кордонов и в полки, страдало прежде всего само население, не знавшее заранее, когда и сколько из его рядов потребуется сил. Ставилось в затруднение и военное начальство, так как в одних случаях получались недоборы, в других на службу попадали не те лица, которые должны были отбывать ее, в третьих оказывались лица непригодные для службы и т.п." (4). Не вдаваясь в рассмотрение подобных "т.п.", приведу лишь один пример неповоротливости этого механизма призыва. В 1796 г. всесильный, казалось бы, войсковой судья А.А. Головатый не смог собрать два полка, формируемые по высочайшему повелению, и отправился в Персидский поход, имея всего 504 человека вместо положенных тысячи (5). В то время как отряд А.А. Головатого двигался к Астрахани, Войсковое правительство продолжало "выбивать" из куренных атаманов казаков и посылать их вдогонку. Судя по всему, первый импульс военным преобразованиям в Черноморском войске дали рапорты генерала от кавалерии Михельсона и генерал-лейтенанта Кираева о незаконном присвоении офицерских чинов атаманами этого войска. 16 апреля 1801 года рапорты попали в Военную коллегию, которая и обратила внимание на то, что Черноморское войско не имеет "еще в отношении к службе точно определительного себе положения". Собрав сведения о войске, коллегия разработала доклад "Об устройстве Черноморского войска", высочайше утвержденный 13 ноября 1802 г. (6). В войске повелевалось сформировать 10 конных и 10 пеших полков. Штат полка устанавливался по примеру войска Донского: 1 полковник, 5 полковых есаулов, 5 сотников, 5 хорунжих, 1 квартирмейстер, 1 писарь и 483 казака (то есть всего 501 человек). Войсковые старшины и полковники приравнивались к майорам регулярных войск, полковые есаулы - к ротмистрам, сотники - к поручикам, хорунжие - к корнетам. Производить в офицерские чины по войску впредь запрещалось. Положение регламентировало также вопросы наряда на службу, жалованья, выдачи фуража и провианта. 20 пятисотенных полков составляли 10 тысяч человек. Между тем в ведомости от 1 сентября 1802 г., присланной из Черномории в Военную коллегию, число способных к службе казаков было показано в 15479 человек (неспособных - 7912). Почему же более чем треть строевого состава Черноморского войска оказалась сверхкомплектной? Военная коллегия оставила сталь большой резерв, "уважая всемилостивейшее дозволение казакам записываться в купцы и мещане, домашние упражнения по возрождающемуся хозяйству, исправление внутренней службы по Войску, возможность приведения себя в требуемое родом их службы состояние". Когда же в Черномории составили новое штатное полковое расписание, число годных к службе казаков, не вошедших в списочный состав, оказалось уже почему-то 3200 человек (7). Но вскоре и это количество было признано излишне большим и 31 августа 1803 года последовало повеление императора добавить в каждый полк по 77 нижних чинов: 10 урядников (сотенных есаулов по войсковой терминологии) и 67 казаков (8). Ф.А. Щербина считает, что полки были сформированы уже к концу 1802 г. и 15 мая назначили днем ежегодной их перемены на кордонной линии (9). Понятно, что речь в данном случае может идти только о "бумажных" полках, собирать людей просто не было необходимости. К сожалению, мне не удалось разыскать архивных дел о штатах полков за 1802 г. и даже за первую половину 1803 г. Частично сохранились рапорты полковых командиров за август 1803 г. Полную картину строевого состава Черноморского войска можно дать лишь на декабрь 1803 г. (10). Кавалерию войска составляли полки подполковников Бурноса, Малого, Еремеева, майора Котляревского, войсковых полковников Кухаренко, Ляха, Кобиняка, Волкореза, Порывая, Камянченко. Всего в кавалерии числилось: 11 штаб-офицеров (полковые командиры, включая атамана Ф.Я. Бурсака), 160 обер-офицеров, 210 сотенных есаулов, 1 довбыш (указан в графе против войскового атамана) и 4630 казаков. В инфантерии числились полки войсковых полковников Рахмановского, Гелдыша, Магировского, Животовского, Варавы, Покатило, Васюринцева, Паливоды, Вербца (в январе 1804 г. указан десятый полковник Лисенко). Итого в пехоте: 10 штаб-офицеров, 159 обер-офицеров, 210 сотенных есаулов, 4630 казаков. При войске состояло 20 разнокалиберных пушек и 10 новых канонерских лодок, подаренных войску по высочайшему повелению в 1802 г. (11). В показанном реестре обращает на себя внимание двойное против штата количество сотенных есаулов и нехватка в среднем почти сотни рядовых казаков на каждый полк. В ведомости 1806 г. уже показано в 20 полках 220 сотенных есаулов и 1106 (? - последнюю цифру не видно) казаков (12). То есть число рядовых казаков достигло и даже чуть превысило установленный штат. Но это списочные составы. Рапорты командиров полков за последующие годы свидетельствуют о том, что нехватка казаков на действительной службе была обычным явлением. Но главная проблема заключалась даже не в рядовых казаках. Очень многие офицеры только числились в полках, занимая различные должности по войску. Примечателен в этом плане рапорт полкового есаула Курочкина атаману Ф.Я. Бурсаку, датированный 1809 годом. До сведения атамана доводилось, что в полку Кухаренко "многие обер-офицеры находятся в различных должностях: полковой есаул Орел, сотник Филипп Туренко в Таманском, а полковой есаул Иван Гаврил в Бейсугском земских сыскных начальствах, несколько офицеров в Войсковой канцелярии" (13). В связи с "военными обстоятельствами" есаул просил "о высылке оных чиновников в полк" (интересно, где был сам командир полка, ведь розыск офицеров и казаков по приказу Войсковой канцелярии входил в его компетенцию). Уже в первые годы жизни на Кубани Войсковое правительство установило трехочередной порядок отбытия кордонной службы: один год на границе, два года - на льготе. Это было удобно и справедливо, естественно, что Войсковая канцелярия предложила и вновь сформированные полки разделить также на три очереди. Однако одного полка при таком раскладе не хватало. В 1835 г. Войсковая канцелярия объясняла атаману Н.С. Завадовскому, как удалось тогда решить этот вопрос. Вместо высочайше утвержденных 10 конных и 10 пеших полков в Черноморском войске образовали 12 конных и 8 пеших полков, "да для уравновения количества по 7 полков каждый год, скомплектовало один пеший с одних казаков без офицеров в определенном количестве" (14). Это разъяснение канцелярии не совсем верно. Действительно, конных полков сформировали двенадцать. В документах 1804 г. упоминается командир 12-го конного полка войсковой полковник Вербц, в документах 1807 г. - полковник Вербицкий (вероятно, это один и тот же человек) (15). Не так обстояло дело с пешими полками. Один из них постоянно располагался на гребной флотилии (16). Так называемый "артиллерийский пехотный полк" обслуживал войсковую артиллерию (17). Но использование их для этих целей предусматривалось Положением 1802 г. и они входили в число штатных. Однако в документах, начиная с 1807 г., встречаются рапорты 11-го пешего полка (18). Рапорты 12-го конного полка после 1807 г. не найдены. Судя по всему, Черноморское войско вернулось к утвержденному штату (10 х 10), продолжая втихомолку формировать еще один пеший полк для уравновешения очередей службы. Это подтверждает и следующая история. В 1809 г. военный министр, пытаясь разобраться со строевым составом черноморцев, задал следующие вопросы: "Каким образом в Черноморском войске сверх 20 еще один существует пехотный полк под названием сверхкомплектного, с какого времени, по какому повелению и случаю составлен, когда в комплекте полков недостает по рапорту Вашему от 1 мая 707 казаков" (19). Из почти угасшего текста ответа можно судить, что 11-й пеший сверхкомплектный полк был составлен для усиления границы. Трудно сказать, как долго просуществовал этот "нелегальный" полк. Из официальных отчетов он исчез. Это не означает, что казаков перестали призывать на усиление границы, только теперь они действуют в составе команд и отрядов. Важно подчеркнуть еще одно обстоятельство. Деление на конные и пешие полки было важным и принципиальным для Военной коллегии, особенно в отношении внешних походов казаков за пределы войсковой земли. Для самого войска оно носило в определенной степени номинальный характер. Безусловно, "имущественных" казаков старались отправить на службу в конные полки, а бедных - в пешие. И тем не менее в конных полках служило немало безлошадных людей, а в пеших имелись и конные. Командиры как конных, так и пеших полков обязаны были согласно неоднократным приказам Войсковой канцелярии и атамана "неустанно понуждать" казаков обзаводиться лошадьми. После указа Войсковой канцелярии 10 декабря 1817 г., предписывавшего иметь в каждом пешем полку по 300 конных казаков, деление на конные и пешие полки стало еще более формальным. Еще один штрих. По Положению 1802 г. пешим полкам полагалось иметь по 50 подъемных лошадей для перевозки провианта и вещей. Но черноморцы и здесь пошли своим путем. В 1804 г. в каждой сотне завели по пять фур и из каждых 20 казаков выбрали "трезвого поведения и расторопного артельщика" (20). Чуть позднее пешие полки завели по 20 конных пар артельных быков с повозками, а конные - по 20 воловьих фур; только при выходе на внешнюю службу приобретались подъемные лошади. Реформа строевого состава 1802 г., упорядочив ряд вопросов военной жизни черноморского казачества, не устранила главного недостатка - архаичной системы комплектования. Слишком много места в ней отдавалось случайности, неопределенности, волюнтаризму. Перед чиновниками различного уровня (прежде всего куренными атаманами) открывалось широкое поле для злоупотреблений. Полки по-прежнему не знали «своих» куреней (можно сказать и наоборот: курени не знали "своих" полков). В полк присылались люди из самых различных селений, часто расположенных за десятки, а то и за сотни верст друг от друга. Экстренный сбор полка в таких случаях был практически невозможен. Сообщение дюка де Ришелье о сборе атаманом Ф.Я. Бурсаком конного полка "в полторы сутки" можно смело отнести к разряду "фэнтази" (21). Скорее всего, атаман показал герцогу давно уже собранный полк, находившийся в одном из ближайших селений. За указанное время даже нарочные не смогли бы добраться до всех селений, где проживали казаки полка. Кроме того, в эти годы ужу оповещенным казакам отводилось 4 дня для явки на сборное место (22). Самый экстренный сбор полков, уже готовившихся выйти на пограничную службу, занял в 1806 г. три недели. Даже перед первой мировой войной норма сбора конного полка составляла две недели. Впрочем, это тема отдельного разговора. В январе 1823 г. атаман Г.К. Матвеев, пытаясь объяснить генерал-майору М.Г. Власову неурядицы в сборе казаков на службу, заявил: "При сформировании в 1802 г. в Черноморском казачьем войске 20 полков было принято за основание, чтобы составить каждый из многих куреней, и потому и ныне полки сии вмещают по 20 и более куреней, состоящих на большом расстоянии; есть курени и за 150 верст" (23). В приложенной ведомости указывалось, из скольких куреней составлены полки: 2-й конный - из 12, 3-й - 16, 4-й - 16, 7 - 15 и т.п.; 1-й пеший - из 14, 3-й - 26, 4 - 24, 5 - 23, 6 - 26 и т.п. Атаман предложил отменить прежний порядок и комплектовать полки из 5-6 ближайших друг к другу куреней. Реформа строевого состава 1802 г. имела не только военно-прикладное значение. Находясь в общем контексте правительственной политики, она представляла еще один шаг по введению черноморского казачества в правовое поле российской империи. "Деление на полки, ослабив отчасти у казаков право собственных военных распорядков, наложило на войско узы внешней, сторонней регламентации", - писал Ф.А. Щербина (24). Введение штатных полков произвело такое сильное впечатление на казачество, что даже стало своеобразной точкой отсчета времени. По словам И.Д. Попко, предшествующий реформе период черноморцы стали обозначать "лаконизмом quot;до полков" (25). Строевой состав Черноморского казачьего войска, утвержденный в 1802 г., оставался неизменным до введения в 1842 г. нового Положения о войске.
Примечания
1. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 112. Л. 1. 2. Там же. Д. 442. Л. 52. 3. Короленко П.П. Предки кубанских казаков на Днестре. Б/м, б/г. Прилож. 27. 4. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. Екатеринодар, 1913. Т. 2. С. 113. 5. ГАКК. Ф. 250. Оп. 1. Д. 38. Л. 24. 6. ПСЗ. Собр. 1. Т. 27. СПб, 1830. Ст. 20508. 7. ГАКК. Ф. 250. Оп. 2. Д. 73. Л. 2. 8. Там же. Л. 1. 9. Щербина Ф.А. Указ. соч. С. 114. 10. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 576. Т. 1. Л. 5. 11. Там же. Ф. 250. Оп. 2. Д. 55. Л. 12. 12. Там же. Ф. 249. Оп. 1. Д. 514. Л. 7. 13. Там же. Оп. 5. Д. 3. Л. 27. 14. Там же. Ф. 670. Оп. 1. Д. 23. Л. 24. 15. Там же. Ф. 249. Оп. 1. Д. 480. Л. 68; Д. 532. Л. 121. 16. Там же. Д. 591. Л. 2. 17. Там же. Д. 497. Л. 137. 18. Там же. Д. 532. Л. 114. 19. Там же. Д. 572. Л. 72. 20. Там же. Д. 488. Л. 126. 21. Тернавский Н. - Казачьей славы имена. Краснодар, 1994. С. 8. 22. ГАКК. Ф. 249. Оп. 1. Д. 514. Л. 13. 23. Там же. Д. 840. Л. 1. 24. Кубанское казачье войско. 1696-1888 /под ред. Е.Д. Фелицына/. Воронеж, 1888. С. 70. 25. Попко И.Д. Черноморские казаки в их гражданском и военном быту. СПб, 1858. С. 185.
|